I
Давным-давно в далёких далях,
О коих вовсе вы не знали,
В несуществующей стране,
Куда нельзя попасть извне,
Где персонажи сказок жили,
Как мне однажды доложили,
Решился снова местный царь
Объехать лично, аки встарь,
Границы царства своего.
В столичном городе его
Который месяц ежедневно
Ждала бесстрастно дочь-царевна,
Министры, армия, народ,
Шуты, бандиты, прочий сброд,
И даже землю стиснув крепко,
Ждала на царских нивах репка.
Вернемся к дочке, ведь она
Не весела и не грустна,
И не смеётся, и не плачет,
И не тиха, и не чудачит.
Жужжали домыслы в народце –
Принцесса вовсе без эмоций,
А может и без чувств совсем,
Но интересно было всем.
Летали толки, сплетни, слухи,
Как над едой летают мухи.
Молва весьма обидна, но
Царевне было всё равно.
Её с рожденья звали Яной,
А за глаза и Несмеяной.
II
Известий нет со всех дорог,
Царь не вернулся ровно в срок;
Спешило время: дни, недели,
В стране пирушки, а на деле –
Везде бардак, разруха, глядь,
А царством надо управлять.
Пришел к царевне Катамыш,
Что при царе был, словно мышь,
Помощник, средний из бояр,
По совместительству маляр.
Теперь своё богатство множа,
Стал состоятельным вельможей,
И быстро сделался великим,
Плетя дворцовые интриги.
Он Яне сразу доложил:
«Я здесь, Царевна, старожил,
И вижу мир со всех сторон,
Вам надо сесть на царский трон,
Ведь по наследству Ваша власть!
В низах разврат, кутёж, напасть,
И процветает смута там уж…
Еще Вам надо выйти замуж,
Чтоб он был опытен, умён,
И с незапамятных времён,
Известен подданным в округе,
Вот все критерии к супругу.
Я подберу для Вас формально…»
«Вы, дядь, серьёзно? Вы нормальный? –
И не радушно, и не гневно
Оборвала его царевна, –
Я замуж точно не хочу,
Сейчас желаю алычу!
Я власть приму, но Вам конец,
Когда вернется мой отец».
III
Царица так себе из Яны,
Но все указы, как изъяны,
Ведь из нее руководитель,
Как настоящий враг-вредитель.
В казне теперь почти что пусто,
Курс рухнул квашенной капусты,
Все показатели упали,
И Яна будто бы в опале.
К царевне снова Катамыш:
«Коль жизнью царской дорожишь,
То выйти замуж полбеды, –
Он обратился к ней на «ты», –
Решай скорей, царевна Яна,
Ведь так не будет постоянно,
Грядет в стране большая смута,
А я вожусь тут почему-то…».
«Где женихи или жених?
Ведь я совсем не знаю их,
Нас познакомить прежде нужно», –
Сказала Яна равнодушно.
«Так я же это о себе,
О нашей будущей судьбе,
Царица ты, а я твой царь,
Своим вассалам государь», –
В мечтах своих расплылся гость.
Но не взяла царевну злость:
«Таких бы гнать и гнать взашей,
Ты лучше рот себе зашей!
Ну, женишок мой, миль пардон,
Давай вали отсюда вон!»
А через час пришли бояре
И угрожали Яне яро,
Мол, все проблемы в миг померкнут,
Когда её на царстве свергнут.
Им нужен опытный политик,
А не каприза или нытик.
Хотелось ей повременить бы,
Но день назначили женитьбы.
В финале этой личной драмы
Пришла Царевне телеграмма:
«Меня разбойник-Соловей
В темнице мрачной скрыл своей,
В плену невольном держит он.
Прошу на выкуп миллион.
Не пожалей на это злата,
С тобой прощаюсь.
Подпись – Папа.
Пэ. Сэ. Не надо только войска,
Давай решим вопрос по-свойски».
Но вдруг прочтенья посреди
У Яны ёкнуло в груди –
Испуг и трепет, и томленье
Лишь культивируют волненье,
И на лице, не зная свойства,
Возник намёк на беспокойство.
IV
Ну как же ей отца спасти?
Кого просить? Куда пойти?
Или готовиться ко сну?
Иль разворовывать казну?
Но как бежать, ведь там же смута?
Волненье спало почему-то.
Спасать отца решила Яна.
Пускай опасные смутьяне,
Но шантрапы боярской всей
Опасней только Соловей!
И наше царское величье,
Приняв крестьянское обличье,
Нюансы взвесив, наконец,
В ту ночь покинула дворец
Сквозь царский выход потайной.
Ей было здорово одной,
Дошло до ней давно ещё,
Что ей с собою хорошо.
Постановил один эксперт:
На четверть Яна интроверт,
Уравновешенный прагматик,
По темпераменту флегматик,
Совсем чуть-чуть социофоб,
Ну и немного мизантроп.
И все диагнозы копя,
С младых ногтей ушла в себя.
За двадцать лет всё сохранилось,
Она совсем не изменилась.
V
Никто царевну не узнал,
Ни Катамыш, ни персонал,
Какой шепнул ей только бес,
Пойти в потёмках через лес?
Возможно, это только ропот,
Но всё решает здравый опыт,
И потому тонула Яна
В морях крапивы и бурьяна,
Царевну огненно и метко,
Хлыстали прутики и ветки,
И почва будто расходилась,
И покрывало платье сырость.
Срывалась, падала, летела,
О камни жадно билось тело,
Себя ругала и бранила,
Но ни слезы не проронила.
Пройдя лесные истязанья,
Её покинуло сознанье.
VI
А на рассвете, утром рано,
Очнулась вдруг царевна Яна.
Избушка, маленькие сени,
Она лежит по шею в сене.
Вокруг берёзовые кадки,
Компоты, разные закатки,
Пшено, осиновые бочки,
А в них капуста и грибочки,
Вдоль стенки – новые метёлки
И между ними вход в светёлку.
Вдруг отворил оттуда дверь
То ли мужчина, то ли зверь,
Космат, сутул и неотёсан,
Не мыт, не выстрижен, не чёсан
На голове репей и плеши:
«Не бойся, девица, я Леший,
Но можешь звать спокойно Лёшей
Ты не смотри, что я обросший.
Я тут владелец всех лесов,
Хозяин лис, волков и сов,
И агроном грибов и ягод,
А с ними шквал забот и тягот.
Я понимаю, вид мой жуток…
Ты проспала тут трое суток».
«Три дня спала? Вот это скверно!», –
Слегка опешила царевна,
Но поражалась всё сильней,
Проснулась часть эмоций в ней.
«Ну кто же в темень ходит в лес?
Я сам бы ночью не полез, –
Продолжил бережно хозяин, –
В такое время дремлют заи,
Каких там гадов только нет:
Блуждает страшный людоед,
Лесные духи-забияки,
И сексуальные маньяки.
Тебе, конечно, повезло,
Что ты не знаешь это зло.
Как в лес попала и откуда?
С тобой какое вышло худо?»
Она зажмурилась и сжалась,
К себе пытаясь вызвать жалость:
«Так торопилась ночью я
Спасти отца от Соловья.
Отец, мой батюшка – невольник,
Его Соловушка-разбойник
На пол пути домой похитил,
Отец – единственный кормитель,
Злодей ждет выкуп за него,
А у меня нет ничего.
Поскольку сельская крестьянка,
Я Яна, можно просто Янка».
«Поступок храбрый, это дело,
Полно в отчизне беспредела,
Ну хватит, хватит говорить,
Тебя же надо накормить», –
И тут же стол накрыл радетель,
Как старый друг и добродетель.
Закуски, первое, настойки –
Всё было лакомым настолько,
Что в изумлении гурмана,
Закрыв глаза, сидела Яна,
Ведь после каждого укуса,
Случалась битва чувств и вкусов,
А после каждого глотка,
Жизнь будто делалась сладка,
И ей хотелось даже ухнуть,
От доброты молочной кухни.
Она внезапно осознала,
Что слишком многого не знала,
Ну а теперь простой кефир,
Открыл ей новый взгляд на мир.
Вдруг предложил порозовевший,
Чуть охмелевший с ягод Леший:
«Я тут подумал и решил,
Что слишком скучно раньше жил.
Теперь тебе я помогу
Добраться в логово к врагу.
Ты знаешь, вотчина моя
Врагам пригодна для жилья, –
И в измененном состоянье
Души продолжил излиянья, –
Ну почему давно вовсю
Злодеи селятся в лесу?
А я здесь, Яна, между прочим,
Животным всем как будто отчим,
И знаю каждую тропинку,
Любую мушку и травинку».
«Ты не сходи давай с ума,
Я справлюсь, Лёшенька, сама,
Мне только знать бы направленье,
И я уж там… без промедленья!» –
Произнесла в блаженстве Яна,
Не отрываясь от стакана.
Хозяин пьяненький чуток,
Смирить себя уже не мог:
«Скажи, меня ты уважаешь?
Зачем отказом обижаешь?
Обиды миг неописуем,
Давай-ка, Ян, проголосуем!
Кто «за», чтоб выйти утром рано,
Спасать отца от рук тирана…?»
VII
Мораль, конечно, не нова –
Болела утром голова,
Сонливость, слабость и томленье,
Опять повышено давленье.
Но всё же Леший понемногу
Собрал провизию в дорогу
И снаряжение с собой,
Чтоб сдюжить бурю или бой,
И одержать во всём победу.
Они собрали лишь к обеду:
Шесть сумок, восемь рюкзаков
Из фляг, лопат, дождевиков,
Консервов, круп и овощей,
А вышли вовсе без вещей.
Намек был сделан аккуратно -
Туда и сразу же обратно,
Один неполный саквояж,
Чтобы отправиться в вояж.
Уставший Леший у дорожки
Запряг оленей диких в дрожки,
Сам сел вперед, держась за вожжи,
И Яна села рядом тоже.
Он всю дорогу изнывал,
И делал каждый час привал,
Сбивался восемь раз с дороги,
Что заплутал совсем в итоге.
Коль так, решил струхнувший Леший
Свою попутчицу утешить,
И перед ней игриво чуть
Своими знаньями блеснуть:
«Мои олени почему-то
Вдруг сбились с верного маршрута,
Не бойся, я эксперт лет двести
Ориентации на месте».
«Не знаю, как в лесу она
Сейчас тебе помочь должна?
Подскажет правильный маршрут –
Ориентированье тут.
Но будет путь у нас тернист,
Раз ты такой специалист.
Дорога – нудной, скучной, долгой», –
Бубнила Яна зло и колко,
Надула губы не для вида,
Ведь к ней теперь пришла обида.
Искать подсказки начал Леший:
Сибирский кедр с корой облезшей,
С каких сторон пушистей ветки,
И мох растёт на брёвнах редких,
Но целый час найти не мог,
Любой лишайник или мох,
А муравейники, о чудо,
Равноугольные повсюду
И от деревьев посерёдке.
Нет ни зацепки, ни наводки.
Чего искать? Куда идти?
В лесу как будто взаперти.
И он, сквозь мглу наплывших слёз,
Печальным тоном произнёс:
«У нас тут, Яночка, беда…
Со мной такая ерунда,
Ей-богу, выдалась впервые:
Леса густые, вековые,
Но ни намека на решенье,
И к алкоголю отвращенье…
Мы зря куда-то торопились,
Ведь бестолково заблудились.»
«Так, успокойся и подумай!
Ведь мне бы быть сейчас угрюмой,
Смотреть обиженно и косо б.
Найти ещё ты должен способ!»
«В густом лесу совсем не глупо,
Забраться на верхушку дуба.
Узнать по солнцу метод есть
Маршрут, а, значит, надо лезть.
Но все слова на том пусты…
Боюсь я очень высоты.»
Она не знала прежде страха,
Ни высоты, ни бед, ни краха,
И от солей размявши чресла,
Перекрестилась и полезла.
За пол минуты на вершину
Забралась в сорок три аршина.
На лес смотрела сверху Яна
Обескураженно и пьяно,
Кружилась сильно голова,
Сознанье жило в ней едва,
В тревоге сердце трепеталось,
И тело стиснула усталость.
Закрыв глаза, ослабив слух,
Перевела свой шаткий дух,
И подняла пугливый взгляд
На боровых макушек ряд.
Просторы леса озирая,
Но нет ему конца и края:
Он зелен, холоден, дремуч.
Зрачки поймали теплый луч
Там солнце тыквенное, кстати,
Уже томилось на закате.
VIII
Всю ночь по узенькой дороге
Оленей тройка длиннорогих
Неслась без устали, ездок
Вел дрожки ровно на восток.
Они подъехали к обеду,
Открыто веруя в победу.
Былой густой и дикий лес
Редел и вдруг совсем исчез.
Пеньки, болота и дурман,
Повсюду стелется туман.
Высокий кольчатый забор,
На нем пугающий узор
С каким-то злым и страшным зверем,
А за забором черный терем.
Над воротами череп конский -
Зловещий символ на японском,
Калитка вовсе из костей,
На ней приветствует гостей
Табличка: «Скоро встретишь смерть,
Коль ты ступил на эту твердь».
И прочитав, в немом испуге
Они взглянули друг на друга.
Прервал молчанье Леший первым:
«Шалят мои сегодня нервы,
Могу вспылить и нагрубить,
И этим сильно оскорбить,
Хоть это, может, и пустяк,
Дела не делаются так,
Не провоцируя вражду,
Я тут, наверно, подожду».
«Давай пойдем уже, смелей,
Без рассуждений и соплей,
Теперь сдаваться слишком поздно», –
Сказала Яна очень грозно.
В глазах у прежде кроткой девы,
Блистали ярко искры гнева.
IX
Когда они вошли во двор,
Сменилось всё наперекор
Тому, что было за забором.
Цветы, лужайки и просторы
С фонтаном, клумбами, кустами,
Большие статуи местами,
А на подстриженном газоне
Пасутся маленькие пони.
Былой испуг и исступленье
Сменил покой и удивленье,
Хоть Леший был теперь растерян,
Он постучался первым в терем.
Минуты две уже молчок…
Из сада вышел старичок
В панамке, низенького роста,
На вид дедуле девяносто,
Спросил он тонким голоском:
«Вы тут открыто иль тайком?»
Они опешили слегка,
Увидев рядом старика,
Что всем хозяйничал, владея
Богатством страшного злодея.
«Ну, что за фортель? Кто такие?
Вы-таки слышите? Глухие?».
Тут Яна молвила печально:
«Мы здесь, дедуля, неслучайно
Похищен мой родной отец,
Коль не спасу, ему конец,
Ведь он в плену у Соловья…»
«Так Соловей же это я!
Могу ли быть кому полезен?
Я стар, общителен, любезен…
Но папу вашего не крал,
Интеллигент я, театрал!
Еще сказать я Вам имею,
Что ничего не разумею,
Конечно, я создал свой имидж,
Но часть наветов – полный финиш.
Услышишь новости – ой-вей!
Какой ужасный Соловей…
Пускай мой образ нелюдим,
Должны страшиться люди им,
Зато имею я доход,
На этой вилле круглый год,
Они несут свой капитал,
Чтоб я спокойно отдыхал.
Почти что сорок лет уже,
Тяну кота за фаберже,
Но это тайна, между нами!
Мне одиноко временами.»
«Но если папа не у Вас,
То, где он может быть сейчас?
Сидит в тюрьме, лежит в больнице…?» –
Совсем расстроилась девица.
«Так это можно и разведать
Настало время отобедать.
Вы так внезапно, невзначай,
Пойдемте с вами выпьем… чай,
И обо всём поговорим,
Раз ваш отец неповторим».
Хотелось есть героям жутко,
Они не ели ровно сутки…
Что в саквояже – несъедобно,
А отказаться неудобно,
И потому, почти не силясь,
На предложенье согласились.
X
В утробе терема-избы,
Полно по дереву резьбы,
А в центре каменная печка,
Там в чугунке томится гречка.
Старик накрыл богатый стол,
Кефир по центру и рассол.
Посуда – англицкий фарфор.
И он продолжил разговор:
Возможно-таки, я глупец,
Но кто, скажите, Ваш отец,
Чтоб где-то как-то похищать?
За выкуп волю обещать?
«Где или как, мне неизвестно,
Мой папа – царь.
Скажу я честно,
Мы не заметили пропажу…»
Тут подавился Леший даже,
Аж между горла встал сухарь:
«Какой такой отец твой царь?
Пьяна ты али весела?
Ведь ты крестьянка из села.»
«Нет, я царевна…Я царевна! –
Уже сказала Яна нервно, –
Мне телеграммой выслал он,
Что нужен выкуп миллион,
Сидит в темнице Соловья,
Сюда за ним примчалась я.»
«Над стариком шутить грешно,
Не надо делать мне смешно.
Но тут есть правды странный вкус», –
Болтал старик, мотая ус.
«Как повелась ты только, Ян,
На этот старенький обман?
Ведь все мошенники с врагами,
Принцесс разводят в телеграмме.
И почему без антуражей,
Да без могучей царской стражи,
Да без бояр всех ошалевших», -
Вдруг возмущаться начал Леший.
«Тебя б в совет на пару дней,
Страна бы сделалась сильней,
В корону голову твою –
То все бы жили, как в раю.
Сбежала я не просто так,
Ведь без отца в стране бардак,
Раскол и смута, беспредел,
Меня отставили от дел,
Ещё посватался боярин,
Бесцеремонен, фамильярен,
А в голове от власти пусто,
Ну кто меня куда отпустит?» –
Металась в Яне, брови хмуря,
Эмоций яростная буря.
Но Леший, выдумки мастак,
Не унимал себя никак:
«А вдруг бояре или стража
Царя подстроили пропажу?
Представь, что им хотелось власти,
Лишь ты мешаешь им отчасти,
И тут придумали они,
Чтоб ты исчезла без возни,
Сама очистив к царству путь,
И царь сейчас ни где-нибудь,
А в городской сидит тюрьме».
«Где Ваш отец известно мне!
От Ваших басенных историй
Я буду жить с рассудком в ссоре, –
Прервал уставший Соловей, –
Но таки будет здоровей,
Когда найдете вы царя,
То, между нами говоря,
Вы не расскажете ему,
Кто сдал его и почему,
Ведь мы с папашей Вашим с детства
Росли почти что по соседству.
Сейчас он гость, конечно, редкий,
Ведь молодой теперь и крепкий.
Пока живет он, как и прежде,
В землянке, тут на побережье,
И целый день кидает невод,
Но всё без толку, словом, неуд,
Который день совсем пустой
Нет даже рыбки золотой.
Здесь где-то час всего в пути,
А вам пора уже идти».
«Но как такое может быть,
Не мог оставить и забыть
Меня отец, и, хоть я тресни,
Он Вам, дедуля, не ровесник.
Людей дурачить очень скверно,
Вы перепутали, наверно,
Кто друг, кто царь, кто редкий гость», –
Узнала Яна, что есть злость.
«А вы, смотрю, уже в дорогу
Таки собрались, слава Богу,
Аль остаетесь, не дай Бог? –
Себя хозяин превозмог, –
Я не ищу от дружбы выгод», –
И указал рукой на выход.
XI
Азартный вызволил задор
В умах у Яны с Лешим спор.
Поскольку правду не измерить,
Решили съездить и проверить.
Ведь час в пути совсем немного
И показал старик дорогу.
Почти что весь маршрут до моря,
Они ругались, жадно споря.
Сейчас лесной и дикий нрав
Узнает, кто из них неправ,
А для себя царевна-дочка,
Поставит в этом деле точку.
Волнами бурь морских истерик
Истёсан весь скалистый берег,
И там над ним совсем одна
Землянка ветхая видна,
Вокруг неё труха-разруха,
Сидит на лавочке старуха,
В ногах – разбитое корыто
Седым лишайником покрыто.
Но пыль поднявший экипаж
Слегка испортил весь пейзаж.
XI
«Кого еще тут, мне назло,
Сейчас под вечер занесло?» –
Немного сдержанно и сухо
Приезжих встретила старуха.
«Чего вам надо? Скоро ночь!
Езжайте дальше! Ну же, прочь!»
«А нам не нужно дозволенья, –
Сказала в чувстве оскорбленья,
Поднявши нос, царевна Яна, –
Вокруг хамло и грубияны.
Свои не тратьте нервы зря,
Не Вас мы ищем, а Царя.
Сосед ваш старый доложил,
Что Царь в землянке этой жил.»
Услышав речь приезжих, духом
В момент воспрянула старуха,
В улыбке сморщила лицо
И подскочила на крыльцо:
«А ты выходит дочь царя?
Ну, вы приехали не зря!
Возможно, я скажу, где он
Вы привезли мне, мой мильон?»
«Конечно, деньги в саквояже,
Но не отдам их сразу, я же
Удостовериться хочу,
Иначе Вам не заплачу».
И тут же Леший подыграл:
«Я первый царский генерал
И убедиться должен лично,
Чтоб передать мильон наличных».
«Ну проверяйте, коли так,
Внизу сидит ваш царь-рыбак,
Прям не хватает даже гнева,
Уже полгода тянет невод.
Не то что раньше на пол дня…
С собой подарки для меня.
Но тут рехнулся головой
С его волшебною плотвой.
Совсем не спит, не пьет, не ест,
И пролонгирует отъезд.
А мне б в дворянки, новый дом,
Ведь не исчезнет он потом?
Чтоб настоящий бы, тверденек,
Теперь на всё мне хватит денег.
Ведь царь, как всем уже известно,
Казну не грабит, слишком честный,
У самого одни заплаты,
Но присылает пол зарплаты.
Еще скажу царевне Яне,
Он не поедет сам. Буянит.
Его свяжите аккуратно,
И забирайте-ка обратно.»
XII
Они втроем спустились вниз,
И там скалистой бухты близ
Наперекор морской волне
На неприступном валуне,
Где не размяться, не присесть,
Тянул истрёпанную сеть,
Не зная устали и страха,
Тот самый царь в худой рубахе.
Старуха крикнула сердито:
«Тут заскочили гости чьи-то,
Им нужен Царь, поди, не шутка,
Ты отвлекись, хоть на минутку.»
Царь побелел, нам миг смутился,
На берег каменный спустился,
Вдруг отпустил сетей тесьму,
И Яна бросилась к нему.
Ошеломленье, удивленье,
Обида, злость, тоска, волненье
И чувства счастья и испуга
Сменяли яростно друг друга.
Под вопль бушующих истерик,
От волн свирепых трясся берег.
Отец смотрел, давался диву,
Ведь Яна сделалась строптивой,
Что было раньше нетипично,
Ревела, била хаотично
Отца и сразу обнимала,
Но ничего не понимала:
«Да как ты мог тогда сбежать,
Не сообщить, не приезжать,
Да ты…! Вот так? А знаешь что?
Пока тебя… А я зато…!».
«О, чудо, дочка, ты здорова?
Излечен твой недуг суровый?
Но кто же лекарь, что за зелье?
А как же радость и веселье?
А счастье знаешь наконец?», –
Дивился этому отец.
Скандалил гром, блистали грозы,
И заменяли дождик слёзы.
XIII
«Ты успокойся, Яна, только,
Я виноват, сбежал надолго…
И воротиться всё не мог,
Ведь я уехал под шумок,
Чтоб искупить свою ошибку
И вновь поймать златую рыбку.
Мне стало царствовать на царстве
Не слаще муки и мытарства.
Тут и старухина вина,
Мне до сих пор она жена,
Давным-давно я с нею жил
И, если честно, не тужил.
Но всё проходит, рвутся мрежи…
Рыбачил я однажды здесь же.
Закинув сети между скал,
Рыбешку в неводе достал
Случайно с третьего броска я,
А там владычица морская,
У ней на теле, вижу я,
Лишь золотая чешуя.
Тут рыбка жалобно взмолилась,
Чтоб отпустил её на милость,
Она за это в откупную
Потребность выполнит любую.
Я удивился – волшебство,
Мне стало жалко существо,
И тут же в море отпустил,
Свою жену оповестил,
Мол, рыбка, чудо, так и так.
Жена ругается – дурак
Раз рыбу выпустил на волю.
Тяжка моей супруги доля,
Ведь из хозяйственного быта,
У ней разбитое корыто,
Иметь бы новое отрадно.
Меня отправила обратно,
Чтоб попросил и пообщался,
Но без него не возвращался!
Позвать пошел я рыбку к морю,
Она ко мне явилась вскоре,
Что надо, старче? – говорит,
Быть может вылечить артрит,
Или рассеянный склероз?
Есть у жены моей запрос,
Сказал я прямо и открыто,
Супруга требует корыто!
Жены прошение, как чудо,
Явилось ей из ниоткуда,
Но как желание сбылось,
Всё закрутилось, понеслось.
Не зная меры и предела,
Старуха вовсе обнаглела:
Просила дом, дворянство, царство
И водяное государство,
И стать владычицей морской,
Не то лещом, не то треской,
Но вновь осталась у корыта,
Что было трещиной разбито.
И рыбка, выполнив дела,
В пучину моря уплыла.»
«Не разберу никак одно:
Женаты вы уже давно,
Но ведь когда я родилась, –
Маман скончалась, вознеслась.
Как это можно понимать?
Выходит так, что Вы мне мать?» –
Царевна мямлила вполслуха,
С испугом глядя на старуху.
«Твоё рожденье, детка, к счастью,
Без моего прошло участья,
Ну, расскажи-ка, Царь, что дальше,
Помимо выдумки и фальши», –
По бабке сразу стало видно,
Что ей досадно и обидно.
XIV
«Жена три года горевала,
Пустырник на ночь наливала,
А я не мог прожить иначе,
И каждый день ходил рыбачить,
Ловил и щук, и судаков,
И отпускал на мель мальков.
Но вот однажды на волне
Явилась рыбка вновь ко мне,
И говорит, что средь людей,
Наглее нет жены моей.
Но доброту прекрасно помнит,
Мои желания исполнит,
Лишь при условии одном,
Старухе будет поделом,
Могу просить любое, но
Жену касаться не должно.
Не знаю, что: желанья или
Обиды разум мой затмили,
Но будь что будет, хоть скандал,
Себе я дочку загадал.
Жену давно уже просил,
Что даже выбился из сил.
Но не хотелось больше ей
Иметь кого-то из детей,
Как укатился колобок,
А я найти его не смог.
Не дожидаясь рыбки дара,
Я осознал, что слишком старый,
Таким воспитывать негоже,
Решил стать чуточку моложе.
И на убогость несмотря,
Чтоб жизнь была, как у царя.
Ну, что, рыбак и добрый старче,
Живи отныне только ярче
Теперь ты средних лет отец,
Тебе на царствие венец,
Сказала рыбка, а потом,
Махнула вежливо хвостом.
И вот, буквально через миг
Передо мной гонец возник,
Держу малышку я в руках
И не в пелёнках, а шелках.
Гонец твердит, что всё боярство
Меня сосватало на царство,
И мне ответ теперь держать
Коль да – то срочно выезжать.
Взяв дочку с неводом в охапку,
Я навсегда оставил бабку.
Как царь, я вовсе не богатый,
Но высылал ей пол зарплаты,
И заезжал за год два раза,
Дарил корыто, шубу, стразы.
Потом стал ездить реже, то есть,
Во мне тогда проснулась совесть,
К тому же вечные дела,
И Яна маленькой была.
Но у любимой дочки вдруг
Я обнаружил злой недуг,
Рожденья сказочного след,
В ней никаких эмоций нет,
Без чувств людских осталась дочь.
Врачи не знали, чем помочь,
Болезнь редка и уникальна
Ведь Яна вся деперсональна.
Но и сдаваться я не стал,
Её царицей воспитал.
Cбежал, конечно, не легко я,
Мысль не давала мне покоя –
Исправить должен был ошибку
И вновь поймать златую рыбку,
Чтобы дочурку исцелить,
С женою старость разделить.
Но нет уже ни сил, ни мочи,
Полгода тут и днём, и ночью.»
XV
Есть ряд врачебных опасений,
Что даже капля потрясений
Весь организм окрепший, нежный
Опять ведет к болезни прежней.
Но лишь на Яну за два дня
Свалилось тридцать три коня,
Слоны, киты и носороги,
Она держалась в легком шоке.
«Сюжет хороший, тонкий, свежий», –
Заметил вдруг игриво Леший, –
Непредсказуемый конец,
И темпераментный отец,
Еще б хороший режиссер,
В театрах будет прям фурор».
«А вы, меня простите, кто?» –
Спросил сердито царь его.
«Друг Яны – Леший!
Я владелец
Лесов и просто земледелец.
По вашим меркам, аки князь», –
Ответил Леший, поклонясь.
«Он спас меня на полпути
Еще помог тебя найти, –
Вещала дочь, а царь глядел. –
В стране полнейший беспредел
И во дворце теперь бедлам,
Но у меня есть хитрый план,
Бояре все желают власть,
Им только дай чего украсть,
Один, вон, сватался ко мне,
Боюсь, сидеть ему в тюрьме,
Плетет интриги на беду,
Теперь порядок наведу.
А ты, отец, при всех публично,
Мне передай корону лично.
Я поняла, что навсегда
Вернуться хочется сюда,
Но ты теперь доделай дело,
И возвращайся к бабке смело».
Услышав что-то о себе,
В мечтах о новенькой избе,
Произнесла старуха сжато:
«Уже могу забрать деньжата?»
XVI
С тех пор прошло пять странных лет:
Бояр, как класса, больше нет,
Их за длину густых бород
Изгнал из города народ.
В лесах обжилась часть бояр,
А Катамыш опять маляр,
Ещё художник и творец,
Покрасил в розовый дворец.
При власти Яны Леший быстро
Стал первым замом и министром
Лесов, путей и сообщений,
И вкусных царских угощений.
Не увильнув от конъюнктуры,
Министром спорта и культуры
Общенародной, таки всей
Стал бывший трагик – Соловей.
Старуха стала даже милой,
Ведь миллион свой получила.
Живет в избе, как говорится,
Жена царя – почти царица.
А бывший царь, как царь новатор
Теперь пожизненный сенатор,
С женой ругается, злословит,
Но всё же часто рыбу ловит.
И хоть давно царевну Яну
В народе звали Несмеяной,
Через года, забыв детали,
Царицу мудрою прозвали.